* * *
"...приходит смерть к нему, как тать,
И жизнь внезапно похищает."
(Державин).
Вечером в субботу 27 января 1996 года он набил свой видавший виды портфель рукописями и книгами, чтобы завтра взять с собой в Саут-Хедли. В понедельник начинался весенний семестр. Пожелав жене спокойной ночи, он сказал, что ему нужно ещё поработать, и поднялся к себе в кабинет. Там она и обнаружила его утром - на полу. Он был полностью одет. На письменном столе рядом с очками лежала раскрытая книга - двуязычное издание греческих эпиграмм. В вестернах, любимых им за "мгновенную справедливость", о такой смерти говорят одобрительно: "He died with his boots on" ("Умер в сапогах"). Сердце, по мнению медиков, остановилось внезапно.
Первоначально планировалось похоронить Бродского в Саут-Хедли. Он сам полагал, что там будет его могила. Но этот план по многим причинам пришлось отвергнуть. Из России от депутата Государственной Думы Галины Старовойтовой пришла телеграмма с предложением перевезти тело поэта в Петербург и похоронить его на Васильевском острове. но это означало бы решить за Бродского вопрос о возвращении на родину. К тому же могила в Петербурге была бы труднодоступной для семьи. Да и не любил Бродский. возможно, из-за его популярности, своё юношеское стихотворение со строками "На Васильевский остров я приду умирать...". Вероника Шильц, многолетний ближайший друг и адресат нескольких стихотворений, и Бенедетта Кравери, которой посвящены "Римские элегии", договорились с властями Венеции о месте на старинном кладбище Сан-Микеле.
Бродского похоронили на протестанском участке кладбища, поскольку на католическом и православном не разрешается хоронить людей без вероисповедания. Небольшой участок напоминает сельский погост, но за кирпичной стеной плещутся волны венецианской лагуны. На скромном мраморном надгробии слова из элегии Проперция: Letum non omnia finit ("Со смертью не всё кончается").
Надпись была выбрана вдовой поэта, знавшей о любви Бродского к Проперцию...
(Из книги Льва Лосева "Иосиф Бродский")
Могила Иосифа Бродского в Венеции.
* * *
Мы боимся смерти, посмертной казни.
Нам знаком при жизни предмет боязни:
пустота вероятней и хуже ада.
Мы не знаем, кому нам сказать "не надо".
Наши жизни, как строчки, достигли точки.
В изголовьи дочки в ночной сорочке
или сына в майке не встать нам снами.
Наша тень длиннее, чем ночь пред нами.
То не колокол бьет над угрюмым вечем!
Мы уходим во тьму, где светить нам нечем.
Мы спускаем флаги и жжем бумаги.
Дайте нам припасть напоследок к фляге.
Почему все так вышло? И будет ложью
на характер свалить или Волю Божью.
Разве должно было быть иначе?
Мы платили за всех, и не нужно сдачи.
Иосиф Бродский, 1972 г.