... После процедуры зашли в аптеку, и я, чтобы не висеть у Аньки над душой, посидела на стульчике у входа, куда выходит парфюмерный отдел, отделённый от остального мира лишь металлической перегородкой.
Передо мной развернулось настоящее театральное действо. Молодая женщина в глухих чёрных одеждах и хиджабе выбирала духи. С ней был мальчик лет двенадцати в инвалидной коляске, тяжело больной. Его растопыренные во все стороны пальцы говорили о жестоком гипертонусе, он пускал слюни и безрадостно кричал что-то нечленораздельное. Женщина, не обращая внимания на его вопли, на всю катушку использовала парня в парфюмерных целях. Открыв очередной флакон, она прыскала парфюмом на запястье мальчика, принюхивалась, открывала следующий. Потом в ход пошли локти, плечи и голова ребёнка, на ней уместилось целых пять понюшек. Он стоически переносил это, лишь фыркал и отряхивался как пёс, вынутый из воды. Я, сидевшая метрах в пяти, начала отчаянно чихать. Обнюхав голову, женщина осмотрелась и радостно устремилась к его длинным ногам, безвольно свисавшим из коляски. Но вскоре ноги тоже закончились, а духов осталось ещё много. Тогда женщина начала палить из флаконов в воздух, буквально прыгая за струей и пытаясь поймать её носом.
Я попыталась зарыться своим носом в собственное плечо, с грустью понимая, что мой собственный Шанель Шанс Фрэш, легкий как перышко, давно утонул в этом океане духов и страстей.
Перенюхав все, что пахнёт, женщина купила пачку подгузников и гордо удалилась, толкая перед собой тележку с мальчиком, который продолжал орать дурным голосом без интонаций и благоухал так, что все расступались...
А сейчас я сижу в комнате с окнами на три стороны света и сверху смотрю на белый город. Ночные и утренние облака разбежались, ветер утих и волшебным сном кажется то, что поздним вечером они легко залетали в открытые окна...