2 октября 2016 года.
Надо бы про Рош-а-Шана, но пока праздник не наступил... Сегодня в Пушкине, под Питером, был митинг на мемориале в честь погибших там евреев. Их расстреляли ровно 75 лет назад -
на Рош-а-Шана 1941 года.
Немцы не смогли взять Ленинград, но там, куда дошли, свое главное дело сделали. Так что знаменитый вопрос, который так несправедливо дорого обошлся "Дождю" - о том, не стоило ли сдатьгород ради сохранения жизней людей, - евреям задавать не надо. Ответ будет необъективным. Они знали, что с ними было бы. То же, что с евреями Пушкина.
Здесь, в единственном месте ленинградской земли, попавшем на карту Холокоста, в 1991 году открыли мемориал. В основе его - замечательная скульптура Вадима Сидура "Формула скорби". Архитектурное решение мемориала сделал мой брат, почетный архитектор России Борис Бейдер. Скульптор Александр Позин увеличил работу Сидура до размеров памятника.
Сегодня брат выступил на траурном митинге. Вот его речь:
Дорогие друзья!
У евреев принято оставлять на могилах не цветы, а камни. Камни долговечнее цветов. Нашу память лучше символизируют камни. Она так же вечна, как они.
Для меня и для моего соавтора, скульптора Александра Позина, было большой честью участвовать в создании этого памятника.
И как для архитектора – стать соавтором великого скульптора Вадима Сидура, работать с одним из самых пронзительных его произведений – безусловная честь. И - как для еврея. Я работал над этим памятником, как над памятником и своей семье.
Так же, в канун Рош-а-Шана, как пушкинских евреев, нацисты уничтожили евреев местечка Купель на Украине. Во рву под Волочиском, где после расстрела еще долго колыхалась земля, остались моя бабушка, Ривка, мои тетки, Ита и Двося, мои двоюродные братья и сестры, совсем малыши.
Я знаю их только по рассказам и стихам своего отца – еврейского поэта и исследователя идиша Хаима Бейдера. «Пепел местечек, поросших полынью, стучит в мое сердце», - писал он. Он прожил с этой болью всю жизнь.
Я за свою профессиональную жизнь построил множество памятников, спроектировал десятки музеев. А им, своим родным, чья кровь течет и во мне, памятник поставить не довелось. Это мучило меня всегда.
На днях мой брат, израильский журналист, побывавший в этом году в Купеле, показал мне фотографии оттуда. Лесом поросло древнее кладбище, разрушенное нацистами и превращенное ими в место экзекуций. Убогая стела над расстрельным рвом торчит среди груд битого кирпича.
Это не памятник. Это не память. Памятник стоит здесь. И он для них – моих родных – тоже. Если может меня хоть что-то утешить в невосполнимой утрате – так причастность к сооружению этого монумента.
Я благодарен судьбе, что она дала мне такую возможность. Я благодарен всем вам, что вы почтили память наших убитых. В том числе сегодня – за то, что пришли. Это наш общий камень на могиле безвинно погибших".