ПАМЯТИ ДРУГА
Он не должен был умереть. Да, все люди смертны, это жестокое правило не знает исключений. Но поэт Евтушенко столько раз исключал себя из всех правил, что, казалось, и на этот раз выпутается. Полежит в реанимации, оклемается – и победителем вернется к прежнему. Опять будет летать через океан, колесить по России с творческими вечерами, и – писать, писать, писать. Увы, не будет этого. В последний раз перелетит через Атлантику, чтобы навсегда лечь в землю на Переделкинском кладбище, рядом с бесконечно любимым им Пастернаком. Конечно, он заработал право на самый престижный погост России, вплоть до Новодевичьего. Но он не хотел государственных похорон. Он никогда не был государственным поэтом, он был народным поэтом, и в постоянно идущей борьбе народа с властью всегда защищал интересы и права рядового человека.
Мы познакомились и подружились даже не шестьдесят пять, а шестьдесят шесть лет назад. Нам было по девятнадцать – прекрасный возраст для того, чтобы заводить друзей на всю жизнь. Оба были молодыми поэтами, с той существенной разницей, что он был молодым великим поэтом. Ни одного великого стихотворения он тогда еще не написал. однако масштаб таланта уже чувствовался. В чем? В энергии, в замахе, в фантастической работоспособности, но прежде всего – в характере. Сохранилось не так уж много его детских и юношеских фотографий, и на всех – жесткий, непримиримый взгляд из-под бровей. Волчонок! Такому не погрозить, такого не погладить, полная независимость. Мы в ту пору встречались часто, и темы встреч почти всегда были однотипны, его новые стихи, которые я легко запоминал со слуха. И во всех стихах азартное, даже агрессивное отстаивание права быть самим собой.
Как правило, великие поэты появляются, когда стране необходим великий поэт. Такая потребность возникла в России во время «оттепели». Люди узнали о сталинских изуверствах, о предательстве всех идеалов русской революции и русской классики. Евтушенко первым заговорил об этом откровенно и мощно. Он по праву стал лидером и лицом знаменитого поколения шестидесятников. Это было удивительное время: стихи могли печататься, могли запрещаться, но они все равно расходились по стране, иногда в машинописных копиях, иногда как фольклор, из уст в уста. Я тогда много ездил и летал по Союзу, и в любом городе едва ли не первое, о чем спрашивали – есть ли что новое у Евтушенко. Он стал одним из самых известных людей страны, если не самым известным.
Впрочем, о тех удивительных временах я уже написал в книге о поэтах-шестидесятниках, и повторяться не буду.
Евтушенко горячо любили читатели, особенно, молодежь. И так же горячо ненавидели коммерческие «патриоты», литературные лакеи любого режима. Он для них был, как бревно в глазу. Их вечная отговорка – все приспосабливаются! – не срабатывала: Евтушенко не приспосабливался.
Недавно кто-то сказал, что со смертью великого поэта окончательно ушло в историю поколение шестидесятников, страница перевернута. С этим трудно спорить. Да, страница перевернута. Но что дальше? Дальше, увы, пустая страница. Или – чистая, так оптимистичней звучит. Будет ли на ней что-нибудь написано?
Россия традиционно страна великой поэзии. Еще писал Пушкин, уже писал Лермонтов. Первая книжка Некрасова вышла при жизни Лермонтова: свято место не оставалось пустым. А вот между Некрасовым и Блоком мертвая зона, белое пятно. И в истории России это тоже мертвая зона – великая страна не живет без великой поэзии. Неужели и сейчас наша родина впадет в летаргию?
Кто заменит Евтушенко? И заменит ли хоть кто-нибудь? И – когда? Поэт в России больше, чем поэт. И больше, чем самый богатый олигарх. И больше, чем любой политик. Уйдет президент – кремлевский кабинет займет новый лидер. Уйдет премьер – назначат нового. Великим поэтом назначить нельзя. А ведь он необходим народу, чтобы тот ощущал себя народом, а не безликой толпой на обочине истории.
Наверное, это самое главное, что я мог бы сказать, прощаясь с другом.