май 2017 года.
"Я везунчик. Мне девяносто пять, а я до сих пор ещё есть. Я существую! И женщины (все до единой очень интересные) на протяжении всей жизни рядом со мной. Есть, наверное, во мне какая-то привлекательность. В конце концов, я красивый парень!»
— Знаете, у Бабеля есть монолог: «О чем думает биндюжник? Об выпить хорошую рюмку водки, об дать кому-нибудь по морде, об своих конях — и ничего больше».
Примерно так же всю свою жизнь думал я. Сейчас размышляю, как прожить оставшееся время. Если оно, конечно, у меня есть...
Понимаю, смерть неизбежна. У каждого человека подходит время, когда он готов себя отдать. В этом деле всё решает самочувствие. Порой думаешь: ладно, хватит, пожил. Но это когда организм барахлит. Когда всё хорошо, помирать не хочется. Я обожаю жизнь: поглощаю её, пользуюсь ею, набрасываюсь на неё.
Детство моё было счастливым. Я обожал гонять голубей у Яузских ворот. Непередаваемые ощущения. Они со мной всегда... Родители очень нас с сестрой Лидой любили, всё делали ради нас, ничего не жалели.
Помню, как мне, семилетнему, папа подарил большую игрушечную лошадь. Она была деревянной и целиком покрыта шкурой телёнка. По тем временам редкая и дорогая штуковина.
У нас была дружная семья: отец, мама, тетя Эстя (Эстела, мамина родная сестра, которая всю свою жизнь с нами прожила, так и не вышла замуж), бабушка, я и моя младшая сестра Лида. А ещё у нас были домработницы, которые по разным причинам часто менялись. Наша семья могла себе позволить держать прислугу, ведь жили мы в достатке, который обеспечивал отец. Папа был родом из Белоруссии — из местечка Глуск Могилевской губернии.
Его отец, мой дед, был портным. Папа ему помогал, а когда исполнилось 12 лет, пошёл работать к своему двоюродному брату в магазин и зарабатывал там свои первые деньги.
В юности стал ездить за разным товаром в Москву. Город ему приглянулся, и папа решил здесь осесть. Открыл мастерскую, где делали гребешки и всякую галантерею. Работу наладил толково. У него были ученики и наёмные рабочие. В начале советской власти это не приветствовалось. В конце концов отца посадили. Потом произошло чудо — его выпустили. Более того, даже выплатили денежную компенсацию за тот срок, что он, кормилец семьи, не работал. Но через некоторое время его снова арестовали и отправили на принудительные работы. Донесли завистливые соседи. Так я стал «сыном врага народа».
Жили мы трудно. Питался я скудно, ходил в рваных ботинках. Но иногда мама, чтобы скрасить мое существование и поднять дух, устраивала мне настоящий праздник — давала сэкономленные копейки и говорила: «Можешь купить себе пирожное или пойти в кино». Хотелось и того и другого.
Я зажимал в кулаке мелочь и лихорадочно думал: пирожное или кино, пирожное или кино, пирожное или... Чарли Чаплин? И как только я вспоминал об этом смешном человечке, ноги сами несли меня в кинотеатр повторного фильма. До сих пор считаю, что Чаплин — самый трагический комик и самый комический трагик. Я был поглощён кинематографом.
Чем старше становился, тем сильнее проявлялось желание посвятить свою жизнь сцене. Я говорю абсолютно серьёзно, без всякого пафоса и патетики. Это была моя мечта. Но вот беда — я был уверен: внешностью не вышел, слишком чёрный, как кавказец. Мне казалось, в артисты из-за этого меня не возьмут. Поэтому после окончания школы ринулся поступать на режиссуру, однако с треском провалился. А вот в актёры меня взяли!
Когда пришёл поступать в Театральное училище имени Щукина, Рубен Симонов и Борис Захава отметили именно мои прекрасные внешние данные. Мне кажется, это единственное, что не вызывало у них сомнений! Помню, как Симонов с воодушевлением говорил: «Боря, Боря, ну ты смотри, какая у него внешность!» Я был поражён, потому что думал, что это мой изъян.
Так я стал студентом.
Я чувствовал себя счастливчиком: учусь на артиста, влюбляюсь в красоток, они отвечают мне взаимностью... И вдруг... война.
Нас, студентов, отправили рыть под Москвой окопы. Сказали, что на пару недель. Но задержались мы там месяца на три. А потом я попал на фронт. Мог бы, конечно, туда не идти и продолжать учиться и играть на сцене. У меня ведь была бронь. Но я принял другое решение.
И ушёл на фронт добровольцем. Так как я неплохо знал немецкий, меня отправили доучиваться в школу военных переводчиков в Ставрополь. Я стал разведчиком.
Однажды, было это под Запорожьем, я чуть не погиб. Как меня ранило, я помню ясно. Вспышка, а потом дикая боль внизу спины, будто бы бетонной шпалой ударили. Потерял сознание. Когда очнулся, стал ползти, опираясь на руки. Не мог понять, есть у меня ноги или нет. Оглянулся, вроде есть... Лечился долго — целых полгода. За это время поменял четыре госпиталя.
Долечивали меня еще полгода. Поставили на ноги, а потом дали вторую группу инвалидности. Речи о том, чтобы вернуться на фронт, не шло. К службе я был непригодным. Моя личная война закончилась в 44-м году...
В Щукинское училище я вернулся, сильно прихрамывая, с палкой, в шинели, пробитой пулями и окровавленной, но зато с орденами.
Начало моей артистической деятельности доставляло мне массу неприятностей. Я не мог понять природу существования в разных характерах и образах. Мне было сложно. Иногда что-то получалось, но в следующий раз — полный провал. Всё такими волнами. Я сильно переживал, провёл много бессонных ночей.
В 1953 году у меня был ещё один профессиональный шажок, я сыграл свою первую роль в кино — турецкого адмирала Сеид-Али в фильме «Адмирал Ушаков» Михаила Ромма. Роль небольшая, но съёмки для меня оказались настоящим праздником.
После этого турка я сыграл в кино целую череду горячих южных мужчин. И если честно, так в какой-то момент от них устал, что хотел отказаться от роли Саахова в «Кавказской пленнице», которую мне предложил Леонид Гайдай. Каким бы был дураком, если бы это сделал!.. Благодаря этому персонажу я стал известным.
... Мне уже много лет. А я по-прежнему «голодный» артист. Печалюсь по поводу ролей, которые уже не сыграю никогда. Многие прошли мимо меня. Но на судьбу не пеняю, нет. Я вообще дорожу всем, что было. Помню, когда мне предложили играть Карабаса Барабаса в фильме «Приключения Буратино», я мечтал о короле Лире. Вот такое расхождение. Но, на мое счастье, у меня легкий характер. Я очень быстро удовлетворяюсь «Карабасом Барабасом». Поглощаю роль, отдаю себя работе и забываю, что хотел играть Шекспира.
Всегда ощущал вкус жизни и умел получать удовольствие от нее. И из удовольствий исключать женский пол нельзя. Я был несколько раз женат. Кроме этого, случались увлечения и на стороне. Глупо изображать из себя пуританина или святого...
А 12 лет назад умерла моя жена Нина Крайнова. С ней я прожил 48 лет. Потеря была очень болезненной. Этот брак я считал нерасторжимым. Нина родила мне единственную дочку Раису. Маленькую Раю я очень любил, но, странное дело, почему-то стеснялся ходить с коляской по городу. Она тоже, как и я, стала артисткой, работала в Театре сатиры. Но потом из профессии ушла. Вышла замуж за американца, у неё родился сын. Его назвали в честь обоих дедушек Джеймс-Владимир.
Я не сентиментальный человек, к маленьким детям спокойно отношусь. Но когда впервые увидел внука, тут же растаял. Рая с мужем долгое время жили в Москве, я много времени проводил с ним: возился, играл. А потом они уехали в Америку.
Горько об этом говорить, но у нас даже был период, когда мы с дочерью прекратили общение. Перемена в отношениях произошла, когда я женился на Лене. На мою дочь это произвело негативное впечатление. Наверное, ей было больно, что я, проживший всю жизнь с ее мамой, предложил руку и сердце другой женщине. Была в этом ревность и эгоизм.
Пытался ей все это объяснить: мне нужна семья, уход, я погибну один, но она меня не слышала. Переживал, конечно, по поводу нашего конфликта. Ведь они — мои самые близкие люди. Потом вдруг получил письмо: «Твой внук хочет тебя видеть». Я ответил: «Приезжайте». И они приехали. Внук стал таким здоровенным американцем: высокий, крепкий, красивый парень.
Русский язык почти забыл... Та встреча, после долгой ссоры, была долгожданной для всех нас. Все-таки родные люди. Мы начали общаться, как будто ничего не произошло. Не выясняли отношений, не поминали прошлые обиды. Надеюсь, дочери стало очевидно: без Лены я бы просто не выжил. А я, можно сказать, не просто существую, но и нахожусь в приличной форме.
Кто-то считает, что Лена нашла себе хорошую партию, когда вышла замуж за известного артиста. А я считаю, что гораздо больше повезло мне. Мы вместе уже 11 лет.
День рождения у меня 6 мая. Я родился в 1922 году, но в то неспокойное время мальчиков часто записывали на год позже, чтобы в армию они шли более крепкими. Поэтому во всех моих документах указан 1923 год рождения, и все свои юбилеи я отмечаю по официальной дате...
В новом спектакле театра имени Вахтангова «Бенефис».
Конечно, как бы я ни бодрился, возраст берет своё. Я не могу так быстро соображать, как раньше, не могу взбежать по лестнице... О том, что меня ждет в будущем, вообще стараюсь не думать... У одного народного артиста, моего хорошего знакомого, который схоронил многих своих коллег, была присказка: «Это моя серия, но не мой номер». Уже давно идёт моя серия. Но всё ещё не мой номер... Я же говорил, что везунчик...
http://www.liveinternet.ru/users/stella4707/post414636419/