Автор - Владимир БЕЙДЕР.
8 июня 2017 года.
сайт http://beider.co.il
За большим юбилеем, как всегда, забыли малый. 6 июня исполнилось 35 лет с начала Первой Ливанской войны. Не вспомнил никто.
Конечно, по масштабам и последствиям две эти войны, две эти победы, две эти вехи в истории Израиля и еврейской истории в целом — несоизмеримы и несопоставимы. Конечно, в тени величия Шестидневной что только не померкнет, а близость и кратность дат ещё и помогает заслонить меньшее большим. Но дело не только в том.
Первую Ливанскую, которую долгое время, вплоть до Второй, 2006 года, даже и войной не называли, с излишней скромностью именуя операцией «Мир Галилее», специально стараются, если не забыть, то по крайней мере не вспоминать без нужды. Как непутевого дядюшку – из семьи не гонят, однако в разговорах не касаются и в гости не зовут. Стыдятся.
Чего именно – самый простой вопрос. Поэтому сначала – о том, почему эта война заслуживает и благодарной памяти, и национальной гордости.
Если Шестидневная изменила карту и вообще всю картину Ближнего Востока, а сам Израиль превратила из маленькой провинциальной страны в региональную державу и пример для подражания, то Первая Ливанская, хотя и имела меньшее значение для самого еврейского государства, в мировой истории и военной науке, стратегии и технологии сыграла гораздо большую роль. Революционную, этапную.
Это была первая современная война в новейшей истории, первая война XXI века, хотя до его наступления оставалось ещё 18 лет. Израиль тогда совершил прорыв во времени, опередив и предопределив его.
Главный противник
Операция «Мир Галилее» была предпринята по инициативе тогдашнего министра обороны Ариэля Шарона, чтобы положить конец террористическим вылазкам и обстрелам израильского Севера вооружёнными формированиями Арафата, базирующимися в Южном Ливане.
После «чёрного сентября» 1970 года, когда король Иордании Хусейн жёстко, с применением танков, подавил попытку вооружённого захвата власти в своём королевстве палестинским воинством ФАТХа, Арафат и его команда переселились в Ливан, и быстро превратили эту жемчужину Ближнего Востока, средиземноморский рай, - в бандитский гадюшник. Юг Ливана стал вотчиной Арафата, здесь возникло бандитское государство в государстве под неофициальным названием Фатахленд. В Ливане разразилась межэтническая и межконфессиональная гражданская война. Страна утратила не только стабильность, но и независимость. На юге хозяйничал Арафат с его вооружёнными формированиями, в долине Бекаа был размещён громадный сирийский военный контингент.
Израиль время от времени предпринимал попытки утихомирить арафатовских боевиков на их базах. В марте 1978 года, после захвата террористами пассажирского автобуса на Приморском шоссе, ЦАХАЛ провёл операцию «Литани» в Южном Ливане. Дело довести до конца не удалось – тогда шли мирные переговоры с Египтом, и президент Садат поставил условием их продолжения вывод войск.
Теракты продолжались. Ответные рейды не давали эффекта. Палестинские боевики – точно так же, как сейчас в Газе, — сопротивления почти не оказывали, разбегались и прятались, а после ухода израильтян принимались за старое. Шарон настаивал на том, чтобы вырвать эту заразу с корнем.
В Израиле понимали, что единственная вооружённая сила, которая будет противостоять ЦАХАЛу, – не палестинцы, а сирийская армия, в которой находились тысячи советских военных советников – сверху донизу: от минобороны и генштаба до батарей ПВО.
Так что ещё и по этой причине следовало избежать полномасштабной войны с Сирией. Войскам было приказано ограничить зону боевых действий Ливаном, ни в коем случае не переходить на сирийскую территорию. Задача стояла — нейтрализовать сирийский вооруженный контингент на месте и быстро.
Главная роль здесь отводилась авиации. Как это было сделано, рассказал мне в свое время тогдашний командующий ВВС генерал Давид Иври.
Ловушка
Сирийские стратеги и их советские наставники исходили из опыта прошлых арабо-израильских войн и сделали из них логически безупречные выводы.
Воздушные бои с израильскими летчиками сирийцы всегда проигрывали. Поэтому решили вообще избежать этого заведомо проигрышного противостояния. Зато наземные средства ПВО во время последней войны – Судного дня, в 1973 году, – стали для израильтян сюрпризом, в ходе боевых действий той войны десятки израильских самолетов были сбиты новыми советскими ЗРК.
Ставку сделали на это. В начале 80-х сирийцы получили и с участием советских специалистов освоили новейшие ЗРК и радары. Сирийская противовоздушная оборона в долине Бекаа в Ливане была на тот момент самой современной и самой плотной в мире. Ей и предстояло сыграть основную роль в борьбе с израильскими ВВС. А в воздушные бои сирийцам велели вообще не влезать.
— Они думали, что у нас нет ответа на их ЗРК, — рассказывал мне Давид Иври, посмеиваясь. – Но он у нас был.
Это стало первой в истории войной, в которой в боевых условиях широко использовались беспилотные летательные аппараты, умные бомбы и ракеты, передача изображения поля боя на командный пункт в реальном времени. Это стало первой в истории войной, в которой главную роль сыграла электроника и технологии.
Советские радары сирийцев были сбиты с толку помехами и ложными целями. Расчёты ПВО поначалу не придавали значения каким-то мелким воздушным объектам на экранах. Когда по отражающему лучу на них полетели умные бомбы, они стали в панике отключать радары. Но тогда и ЗРК ослепли – бомбы и ракеты валились на них, неизвестно откуда. Командующий ВВС, сидя на командном пункте в Тель-Авиве, с помощью БПЛА видел всю картину боев на экране и передвигал боевые средства, как фигуры на шахматной доске. Если ракета не поражала цель, он посылал вторую, и так до полного уничтожения.
— Когда в среду, в два часа дня, мы начали атаку на противовоздушную оборону, — рассказывал мне генерал Иври, — сирийское командование велело всем своим самолетам немедленно вернуться на базы, очистить небо, чтобы их ЗРК могли сбивать всё, что там летает, – с гарантией. Когда же они убедились, что ничего не могут сделать, началась паника. Они запросили помощь с воздуха. Самолёты поднялись для атаки, но без всякого плана, без подготовки, без понимания, что там происходит.
— Вы предполагали такую реакцию? – спросил я его.
— Конечно, мы на это рассчитывали. У меня было только две заботы. Первая – чтобы не сбить своих. Слишком много самолетов находилось в небе, ещё и вертолеты поддержки наземных войск, тесно было в воздухе. И вторая – не перелететь границу с Сирией, а это рядом. Поэтому посылал звено за звеном. Они выполняли свою задачу – и уходили, освобождая место для других. Каждые пять минут я посылал новую четвёрку, видя картину боя. Сирийцы попадались в наши засады один за другим, они оказались в роли жертвы, а не серьёзного противника. За первые полчаса мы сбили 26 МИГов, за 36 часов всей операции – 82, не потеряв ни одного.
После этого разгрома израильские ВВС стали безраздельно хозяйничать в небе над Ливаном. Сирийские танковые колонны, лишённые воздушного прикрытия, сгорали, не успевая выйти на цели. Участие Сирии в войне прекратилось, фактически и не начавшись. ЦАХАЛ уже никто не мог остановить на пути к Бейруту.
Подмена
Мир узнает, что так можно воевать (а затем и – что только так сегодня и можно воевать) лишь после того, как ту же методу применят американцы в ходе операции «Буря в пустыне» в 1991 году – и громадная армия Саддама рассыплется, как карточный домик, в считанные дни, ослеплённая, лишённая средств связи и возможности командования, открытая, как на ладони. Через девять лет.
Израиль научился этому первым. Первым придумал и научил других. Это была великая победа. Не только военная. И далеко не только над Сирией. В СССР в среде военных специалистов и вменяемых аналитиков она произвела такой же шок, как поражение в Шестидневной войне. Но если там ещё можно было списать собственную несостоятельность на трусость и глупость арабов, здесь вопиющее отставание советской стратегии и технологии оказалось слишком очевидным.
По многим оценкам, именно этот удар вверг московский имперский режим в усиленную гонку вооружений, на которой он, в конце концов, надорвался и лопнул. Рейгановская страшилка СОИ лишь довершила процесс, а начался он после сокрушительного разгрома в долине Бекаа.
А значит, и наше появление здесь обусловлено не только Шестидневной войной, пробудившей еврейское национальное самосознание в «потерянном колене» — советских евреях, но и Первой Ливанской, выбившей из «железного занавеса» несущую петлю.
Однако в Израиле стесняются этой войны. Не вспоминают. Не считают победной. Всё, что осталось от неё в народной памяти – трагедия Сабры и Шатилы и позорное бегство из Южного Ливана в 2000 году.
Резня в Сабре и Шатиле, устроенная ливанскими фалангистами, — обычные межарабские разборки, которые на Востоке, к сожалению, рутина, они происходят здесь по сей день с традиционной для этого региона и этого этно-территориального контингента частотой и жестокостью. Им для изощрённого кровопускания не нужны израильтяне и вообще какие-либо внешние силы – прекрасно справляются сами. Но на этот раз израильтяне оказались рядом, и потому арабы и международное общественное мнение поспешили возложить вину за резню на них. Самое главное, что и израильское общественное мнение приняло эту точку зрения.
Это был уже не 1967 год, когда мы умели и хотели гордиться победой. Это был 1982-й, когда обуржуазившийся, во многом благодаря той победе, Израиль научился стесняться её, дорожить мнением о себе в мире больше, чем собой. Уже существовал «Шалом ахшав», который именно тогда, на шоке и стыде за Сабру и Шатилу, стал массовым движением.
Дальше стал работать эффект отдалённого частичного знания: не упомнить, у него украли или он украл, – главное, что причастен к краже. Халатность оккупационных властей и провал разведки, не узнавших и потому не предотвративших резню, превратились на расстоянии в ответственность за саму резню.
Квинтэссенция этого подхода выражена в исключительно лживом по посылу фильме Ари Фольмана «Вальс с Баширом», собравшем самый богатый урожай международных призов в истории израильской анимации, номинанте «Оскара». Там солдат Ливанской войны через почти четверть века после неё, страдая провалами в памяти и ночными кошмарами, пытается найти доказательства причастности к военному преступлению – «все, что было не со мной, помню».
Того же рода и воспоминания о выходе из Ливана. Этот шаг, вызванный дурацким, как многие его мирные инициативы, решением Эхуда Барака и раскрученной левой прессой истерией четырёх голосистых дам, присвоивших себе право выражать мнение всех израильских матерей, запомнится только паническим бегством прежде непобедимого ЦАХАЛа под улюлюканье и стрельбу в спину шиитских боевиков. Мы сами преподнесли победу над нами шейху Насралле и сделали «Хизбаллу» тем, чем она стала сейчас, — хозяйкой Ливана, спасительницей Асада, и скоро приведёт к нашей границе Иран.
Это и стало отдалённым итогом Первой Ливанской войны. Это, а не блистательная победа, одержанная в ней нашим мужеством, нашим умом, нашей изобретательностью, достижениями наших технологий и гением наших стратегов.
В истории Израиля после Шестидневной войны было мало таких убедительных побед. Мы сами украли её у себя. Её не осталось в национальном сознании. А что не победа, то – поражение.
Танцплощадки
Именно поэтому, а вовсе не из-за близости дат Первая Ливанская не выходит из тени Шестидневной. Но если вы думаете, что эта капитулянтская стыдливость не коснётся и безусловной победы, 50-летие которой празднуют сегодня, ваш оптимизм чрезмерен.
Не только в ООН отмечали юбилей Шестидневной войны, как 50-летие оккупации специальной сессией и соответствующей резолюцией. Десятилетия раскаяния привели к выработке отрицательного стереотипа в отношении этой победы и в самом Израиле.
Не спасение от тотальной резни, которую в канун войны нам обещали все, кто потом просрали свою Цусиму, а их доброжелатели и патроны радостно предвкушали не триумфальное предотвращение падения «Третьего Храма», не возвращение святынь, о котором мечтали две тысячи лет, не освобождение Иерусалима от иорданской оккупации, а проблему палестинского народа, оказавшегося без своего государства, которого у них никогда не было и от которого они отказывались всегда, когда такая возможность им предоставлялась. Так это следует воспринимать в понимании местных гуманистов.
Во времена моей журналистской молодости нас время от времени собирали для идеологической накачки. Помню одну лекцию такого рода в Ленинградском Домжуре тогдашнего светилы советской политологии, специалиста по проблемам молодежи, профессора Лисовского. Он среди прочей фигни, которую излагал с модной полемической страстностью, сказал: «Фронт идеологической борьбы проходит через каждую танцплощадку!» И заметив иронию в зале, принялся живо доказывать свою правоту. После лекции мы в кабаке вдоволь постебались над этой чушью.
Думал ли я, что вспомню об этом сейчас, в Израиле? А вспомнил! Когда прочёл на днях в культурно-досуговом приложении к газете «Гаарец» — «Галерия» — рецензию Шауля Сетера на выставку «1967» известного фотографа Михи Бар-Ама в Музее Израиля «Тяжёлые вопросы остались за кадром».
Автор попрекает устроителей выставки в предвзятости и подозревает, что они подверглись идеологическому давлению государства.
Откуда подозрения, о чём претензии? Выставка называется «1967» — вроде бы нейтрально, на самом деле – лукаво. Автор приводит в пример честных галерейщиков из частных тель-авивских галерей, там фотовыставки прямо приурочены к 50-летию оккупации. А в экспозиции Бар-Ама (кстати, бывшего фотографа армейского журнала «Бе-махане») наряду с личными сюжетами рожающей жены и подрастающего сына – снимки солдат на войне, военачальников, пленных. И ни одного – страдающих палестинцев.
Это, повторяю, искусствоведческая статья в культурно-досуговом приложении. Фронт идеологической борьбы проходит через каждую танцплощадку – прав был профессор Лисовский.
Если победу не удаётся украсть, сделать вид, что её не было, можно ведь хотя бы оболгать? Как ни трудно – можно. Надо только очень захотеть.