26 сентября 2018 года.
Самое плохое в полетах на самолете то, что ты ни черта не понимаешь, как и почему вот это все вокруг тебя работает и не ломается.
Тоненькие перегородочки, отделяющие тебя от ледяного разряженного воздуха. Трясущееся крыло за стеклом иллюминатора. Ускользающее из-под тебя кресло в очередную воздушную яму. Пара тонн металла и пластика. Еще сотни килограмм легко воспламеняющегося топлива. Ещё какие-то провода, трубки, трубочки, ремешки, заклепки, болты, пакеты, курица или рыба, сумки, сумки, чемоданы, каталоги, бутылки из-под вина, вина больше нет, тележка с кофе дрожит и звенит в проходе. И ещё люди. Пассажиры. И члены экипажа тоже.
И все это почему-то летит в небе.
Высоко, сука, летит.
И не падает.
А должно упасть. Потому что не может столько разнообразного человеческого хлама быть тяжелее воздуха и в воздухе оставаться.
Но нет – летит, к всеобщему восхищению и ужасу.
И ты тоже летишь, ни черта не понимаешь, как так получается, и от этого непонимания боишься до икоты и судороги.
Сухопарый мужчина неопределенного возраста, с тихоокеанской плешью между волосяного редколесья за ушами и на затылке, сидел у иллюминатора и тоже боялся.
Самолёт ещё не взлетел, слегка гудел моторами, дожидаясь последних пассажиров у стекляшки «гейта». А мужчина уже боялся.
Он выпучил глаза, обхватил себя руками, вжал голову в плечи, собрал губы в куриную жопку и начал что-то бормотать, похоже, какую-то молитву. Молился мужчина, не открывая рта, отчего куриная жопа на его лице кокетливо виляла.
Молитва явно не приносила душе мужчины ни покоя, ни радости, ни маломальского прощения. Мужчина икнул и стал бледнеть, как-то снизу вверх, от шеи через уши и до кожаной макушки. Когда тихоокеанская плешь побелела целиком, из-под стыка обшивки в потолке самолета на мужчину вдруг капнуло.
Мужчина вздрогнул, оглянулся и даже предпринял попытку расслабить куриную гузку на своем лице. Но тут стюардессы начали свою привычную гимнастику в проходе самолета и под аккомпанемент голоса диктора с гипсовыми улыбками радостных мертвецов стали демонстрировать, как следует себя вести на борту самолёта, если вдруг что-нибудь всё-таки поломается.
Молчаливая пантомима стюардесс легко возвратила мужчину в ступор, плешь вновь посерела, и куриная жопка на лице завиляла активнее.
Стюардессы прошлись по салону, проверяя надежность фиксации пассажиров в креслах ремнями безопасности.
Самолет вздрогнул и порулил на взлёт.
И тут на мужчину снова капнуло.
Мужчина всполошился, поднял голову вверх и впервые за весь полёт открыл рот. Следующая капля из-под стыка обшивки в потолке самолета прилетела мужчине в рот.
Показалось, что именно так у мужчины во рту включается звук. Потому что мужчина глотнул каплю и тонко по-собачьи завыл, не спуская глаз с потолка над своей головой. Соседние пассажиры отшатнулись, но чёткая фиксация ремнями не позволила им убежать.
С потолка прилетела еще одна капля, а за ней еще одна, ударив мужчину в лоб и в глаз.
Мужчина икнул и перевел вой на октаву выше.
Пассажиры заерзали, оглядываясь на вой. Но в этот момент самолет выкатился на взлетную полосу, встрепенулся, будто сбрасывая с себя сонливость, и рванул вперед. Пассажиры вдохнули и напряженно замерли.
Самолет разогнался, оторвался от земли и, задрав нос в небо, стал набирать высоту.
В этот момент вместо капель из-под стыка обшивки на мужчину полилось тонкой струйкой.
Мужчина заорал.
Он заорал так, что соседняя женщина вскинулась и потеряла сознание.
Стюардессы, пристегнутые к своим местам, все с теми же гипсовыми улыбками пытались выглянуть в проход, но сделать ничего не могли – самолёт набирал высоту, а инструкция в это время разрешает стюардессам глупо улыбаться, но запрещает отстегивать ремни безопасности.
Самолет увеличил скорость, уходя ещё круче вверх и вбок.
Струйка из-под стыка обшивки превратилась в мощную струю, словно кто-то до отказа отвернул кран.
Мужчина кричал, вжав голову в плечи и обхватив себя руками. Струя хлестала, била мужчине в лысину, расплескивалась и кропила соседних пассажиров. Соседние пассажиры в немом ужасе загораживались от мужчины инструкциями по безопасности и каталогами дьюти-фри.
Мы летели в ад.
Моменту очень не хватало зубодробительной музыки.
Неожиданно самолет выровнялся. И так же неожиданно, будто по команде, на мужчину перестало лить и даже капать.
Кажется, мужчина не заметил никаких изменений, он продолжал кричать, правда, силы его оставили, и крик получался тусклый, без огонька, скорее сип, переходящий в стон.
Подошла стюардесса, уперла руки в бока.
- Ну? – стюардесса обвела строгим взглядом мокрого мужчину и перепуганных пассажиров, - и кто додумался пить во время взлёта?
Потом всех успокаивали, рассказывая что-то о конденсате, собравшемся где-то там, где ему и положено собираться, но выбравшем не тот путь на выход из того самого положенного места.
Мужчину переодели в летную рубашку и пересадили на место первого класса. Налили виски.
Сил сопротивляться авиационному гостеприимству у мужчины не было.